Система Королева

Система Королева

Десятки новых индустрий, сотни компаний, десятки тысяч работников 20 лет в едином управленческом водовороте. И в результате – человек открывает для себя Космос. Нигде, никто и никогда больше не достигал сравнимых по масштабности целей. Сложно себе представить взаимосвязь задач, ресурсов и сроков, а уж тем более воплотить все это в жизнь.

«Система Королева» – это не просто космическая корпорация. Это сплав идеологических, технологических, организационных и личностных начал, в результате которых современная цивилизация совершила революцию.

Алексей ЛЕОНОВ: за то, что современная Россия еще держится в космосе, надо благодарить Королева.

Однажды к Сергею Павловичу Королеву пришел сотрудник и показал необычный график: с датами оптимальных стартов к Луне, Марсу, Венере и другим планетам. Главный конструктор советских космических программ провел рукой по бумаге и сказал: «Хорошо бы нам пройтись по всему этому фронту и оказаться первыми».

Увы! То, на что мы вполне могли надеяться в 60-е годы прошлого столетия, когда Советский Союз на весь мир заявил о 1-м спутнике (1957г.), 1-м космонавте (1961г.) и 1-м человеке в открытом космосе (1965г.), – теперь не кажется таким неоспоримым. За последний год аварии по дороге в космос у нас стали едва ли не столь же обыденным явлением, как ДТП на земле: утерянные спутники «ГЛОНАСС», гибель космического аппарата «Фобос-грунт», ЧП с грузовым «Прогрессом» и рухнувший спутник «Меридиан»…

Почему космические взлеты сменились космическими падениями? И что помогло превратить «путешествие к звездам» из фантастики в реальность 55 лет назад? В поисках ответа мы встретились с легендарным Алексеем Архиповичем Леоновым – он первым из людей вышел в открытый космос, навсегда войдя в Историю. Леонов руководил и подготовкой советского экипажа для высадки на Луну. И кто знает, кто был бы первым на Луне, если бы не смерть Королева?!


«Космический проект на фоне времени»

Сегодня, когда любой желающий (были бы деньги) может установить у себя на даче спутниковую антенну для телевизора, а электронные карты получают сигнал через космос, чтобы сообщить нам о пробках на дорогах – трудно даже вообразить, что означало создать первый космический аппарат в прошлом веке. Во многом это была задача в духе народных сказок – «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Предстояло организовать такую систему работ, которой раньше в истории человечества никогда не было.

Наше освоение космоса сложилось из нескольких побед: 1) разработка ракеты, способной впервые преодолеть земное притяжение; 2) создание возвращаемого на Землю космического корабля; 3) полет первопроходцев-космонавтов – звездолетчиков, как их называли в 60-е гг. Требовались принципиально новые технические решения, новые материалы, грандиозный размах, и все – в крайне сжатые сроки. Любопытно, как вспоминал о начале своей карьеры в 1949 г. в одном из свежесозданных КБ на Урале К.П. Феоктистов, будущий разработчик проектов космических кораблей «Восток» и «Союз»: «Назначили меня инженером КБ, потом механиком цеха, а вскоре начальником пролета: нужно было пустить в ход нитку сварочных станков-полуавтоматов для сборки хвостового отсека ракеты Р-1 (наша копия вывезенной из Германии ракеты «Фау-2», – прим. авт.). Что сразу понравилось, так это полная самостоятельность. Никто (и я тоже) в этом деле ничего не понимал. Технологической документации толком не было. Хозяин техники! (…) Работа в уральском КБ шла авральная, с восьми утра до позднего вечера. Впрочем, как это часто бывает, в аврал включались немногие, только, так сказать, непосредственно отвечающие за пуск линии сборки и сварки. А остальные, непричастные, наблюдали. Приходилось работать за троих. И конструктором (вот когда набил руку на чертежах, а шишки на лбу – на собственных ошибках, их выявлении и исправлении), и снабженцем, и слесарем…Надо было, и пилил, и точил, и варил…В начале января 1950 года линию удалось запустить».

Несколько десятков конструкторских бюро и заводов шли к общей цели сквозь тысячи профессиональных и личностных споров, конфликтов на местах… Молодые специалисты отнюдь не всегда занимались чем «хотелось» в данный момент – было такое понятие как «распределение» и «правительственная тема», т.е. ставили на те участки работы, которые руководство считало главными. Управленческая вертикаль вела к самому Генсеку. Партия и специально созданная ВПК (Комиссия Совмина СССР по военно-промышленным вопросам) контролировали процесс. При этом обстановка секретности была такой, что далеко не все «работники у станков» понимали, что именно они делают. Например, даже само слово «ракета» в 1954 г. С.П.Королев в секретном письме ЦК КПСС и Совету Министров СССР заменял «новым изделием». А накануне гагаринского полета директоров заводов приглашали в ВПК получить заказ на изготовление скафандра или катапультируемого кресла для… спутника-разведчика (ни о каком человеке на борту в этих заказах и речи не шло!).

ххх

Что касается сáмой наивной идеи полета, в том числе за пределы Земли, то она, что называется, витала в умах даже тысячелетия назад. Но только ХХ век подошел к этим «фантазиям» вплотную. Новое столетие принесло самые страшные за историю человечества войны и…заодно – самые небывалые научные прорывы. Неспроста история Ракеты, вознесшей в космос Гагарина, начиналась с ракет, призванных как можно дальше и быстрее доставлять боевые заряды.

В 1933 г. в СССР открыли Реактивный научно-исследовательский институт (предтеча 1-го космического центра в СССР). Замом начальника РНИИ стал 27-летний С.П.Королев. В 1946 г. Совмин СССР принял Постановление об организации НИИ и производственной базы для создания и развития отечественной ракетной техники. Королев рано понял, что получить колоссальные ресурсы для реализации своих «заоблачных идей» сможет, если только придаст им самый внятный, прагматичный, с точки зрения государства, вид – речь шла о создании передового вооружения. После Второй мировой в военных кругах в ходу было следующее рассуждение: американцы имеют авиабазы в Западной Европе и Турции, и, следовательно, их самолеты свободно могут добраться с атомными бомбами до наших границ. Нам же лететь в Америку – через океан, и за это время нас 10 раз собьют по дороге. Значит, нужна межконтинентальная ракета со скоростью 8 км в секунду! Какой потенциальный враг в 50-е гг. найдет управу на такое чудо техники?! Под этим «соусом» в мае 1954-го и постановили создать первую советскую межконтинентальную ракету Р7 (по воспоминаниям К.П. Феоктистова, первые «наброски» по межконтиненталке, скорее всего, были согласованы со Сталиным и министром оборонной промышленности Д.Ф. Устиновым уже в 51-52гг.; именно Р7 доставит в космос 1-й спутник и 1-го космонавта). Создание пилотируемого спутника Земли также отстаивалось учеными на чиновничьих диспутах именно как очередное военно-оправданное решение. Мол, если сможем запустить управляемый корабль с человеком, то потом ничто не помешает сделать на такой базе и автоматический спутник-разведчик, причем, рассчитанный не просто на маленькую капсулу для возвращения на Землю фотопленки, а настолько вместительный, что в нем уместится целый спускаемый аппарат с фотоаппаратами…

В общем, для осуществления космического прорыва должно было сойтись все: тысячелетняя мечта-идея человечества о путешествии к звездам, найдя своего очередного выдающегося адепта (С.П.Королева), наконец, нашла и свой «социальный заказ» (обеспечение безопасности страны), и это (вместе с уровнем научно-технического прогресса) позволило серьезно заняться организацией материальной базы: сначала военной ракетной промышленностью, а затем и «гражданским» космосом…

По одной из сторон проспекта Сахарова (далеко не во всех картах обозначенной как ул. Маши Порываевой) на несколько сотен метров вытянулся монолит здания, похожего на грандиозное советское НИИ или военное учреждение. Мне в зону «Г», в кабинет самого Леонова!

Обстановка официальная, но уютная. На стенах – фотографии легендарного космонавта с Брежневым и Жуковым, дипломы «Aleksey Leonov APOLLO II» (за экспериментальный полет «Союз-Аполлон» в 1975-м с американским астронавтом Томом Стаффордом), снимки космической станции.

Собранный, невысокого роста человек с двумя звездами Героя Советского Союза на груди – хозяин кабинета – говорит энергично и уверенно, иногда сцепляет руки на поясе и откидывается на спинку высокого кожаного кресла, вращающегося вправо-влево.

Очутись я в этих же стенах прыжком из советского прошлого, легко бы поверил, что попал в огромный центр по разработкам и руководству межгалактическими полетами, дальнейшим освоением Вселенной, и меня допустили в кабинет одного из Главных… Но на дворе 2012-й, я в стране вернувшегося капитализма, и монолит здания скрывает не научные лаборатории, а бесчисленные банки. И кабинет Алексея Архиповича Леонова – это кабинет не Главного советника по подготовке межпланетных экипажей, а – советника 1-го зампреда Совета директоров «Альфа-банка»…

- Какая тишина, как в космосе! – пытаюсь я вызвать Леонова на воспоминания. Но Алексей Архипович молчит, и тогда «закидываю второй шар». – Алексей Архипович, еще до моих конкретных вопросов, скажите, что на душе наболело: почему у нас сегодня такие провалы с космосом? Что раньше мы делали по-другому?

- Раньше у нас… государство было другое. Я не хочу возвращаться в прошлое (нам открыли глаза, а кто-то и сам увидел, какие злоупотребления, перекосы там были), но оглядываться и перенимать хорошее – надо! А мы с первых дней с энтузиазмом Плохиша (очень хорошо Аркадий Гайдар образ написал, как будто тогда уже внука увидел) принялись громить все достигнутое, а главным лозунгом стало – «Обогащайся, кто как может!». Бесконтрольно. Кровожадно.

Придется пожертвовать старшим поколением? Ну, что ж… 120 тысяч участников войны, которые своей кровью отстояли страну, до сих пор без квартир. Зачем им сегодня уже эти квартиры?! Им далеко за 80. Вы подумайте, как достойно их похоронить!.. У предыдущего американского посла в России Джона Байерли отец, сбежав из немецкого плена, воевал в Красной армии. Есть книга, с каким уважением относились американцы к солдату Байерли до его последних дней, как хорошо у него быт устроен. И что же мы устроили для своих воинов?! Если государству все равно, что с людьми делается – это не демократия. Так же, как нет демократии, если сам человек плевать хотел на свою страну. Увы, у нас хромают обе ноги. У нас нет героев. Есть до посинения выдуманные личности, есть страшная попса, которая пожирает всю культуру, а к настоящим великим – отношение плевое, так как, чтобы их понимать, надо быть очень образованным человеком.

…Это по-крупному. Теперь дальше – была коммунистическая партия. Я в нее вступил в 19 лет, юным человеком, военным студентом. Я очень верил во все, что говорилось. Пока в 1988-м не побывал в Швейцарии и лично не сфабриковал образ «великого вождя», поняв, что вся эта революционная аскеза – страшно надуманные вещи. (Прим. авт. Слово «сфабриковал» вместо «сформировал» показательно. На волне перестроечных настроений люди «осознали» многое, что им, как выяснилось позже, «помогли» осознать «перестройщики». Не гнушаясь подтасовками.) Стали обнародовать документы, связанные с деятельностью Ленина, и передо мной возник страшный образ этого человека, который для нас был святее всех святых. А отсюда – в другом свете предстала и вся партия…

Но(!), тем не менее, эта партия – которая сама себя уничтожила (точно так же как сейчас идет по пути самоубийства «Единая Россия») – делала очень много! Вообще коммунистическая партия хороша в оппозиции – например, во Франции, в Италии. Как показывает история, в экстремальных условиях (война, кризис) коммунисты больше чем какая-либо другая партия выступают на защиту своего народа, своего Отечества, идут в атаку, вплоть до самопожертвования.

Но заканчивается острая ситуация, и люди понимают: нет, компартия хороша вот тогда-то, а в спокойное время создавать новые условия для жизни государства, для жизни своего народа она не умеет. То есть полезнее иметь такую партию в оппозиции, которая покусывает, критикует, только не надо допускать до баррикадных вещей, как любила КПСС.

Но я сейчас не буду говорить о терроре и тому подобном. Я хочу сказать о роли партии в организации производства. У нас не было в жизни ни одного крупного события, которое не было бы озаглавлено «Решение Совета Министров и ЦК КПСС». Причем именно ЦК контролировал решения Совета министров, ЦК – как карающий меч, и в этом была сила. Мы за короткое время после войны подняли всю промышленность, сделали в целом очень много, хотя так и не создали, например, хорошего автобуса, хорошего автомобиля, потому что относились к этому как к роскоши. А зачем людям роскошь? Не надо. Зато покорение космоса шло благодаря активному участию коммунистической партии.

Никита Сергеевич Хрущев очень тонко уловил момент. Когда Сергей Павлович Королев, будучи лицом ответственным, могущим напрямую связываться с Хрущевым, начал докладывать ему о дальнейших намерениях своего КБ по подготовке выхода человека в открытый космос, Никита Сергеевич так и говорил ему: «Да ладно, хорошо. Спутник, Гагарин – знаем. Делай… занимайся своим делом». То есть это был такой карт-бланш, и Сергей Павлович занимался своим делом, заручившись верховной поддержкой. Но все программы все равно начинались с решения Совета министров и ЦК партии – все, с полета Гагарина и, конечно, наша несостоявшаяся лунная программа…

(Здесь Леонов не может не сделать короткого «лирического отступления» на тему, которая для него очень болезненна: «Решение по исследованию Луны в 64-м году подписал лично Никита Сергеевич Хрущев, как раз перед уходом. А в 1966-м умер Сергей Павлович. Пришел к руководству его зам – Мишин, который мог быть неплохим помощником, но не мог генерировать революционные идеи. Жесткий контроль со стороны партии попал в руки людям, которые очень осторожничали – в результате мы не выполнили лунную программу: хотя сейчас, оглядываясь в прошлое, вижу – да, сесть на Луну мы не могли, но могли(!) облететь ее раньше американцев на полгода! Мы же запустили предварительно 6 космических кораблей, они все облетели Луну, вернулись благополучно на Землю, с замечаниями, а человека там… увы, не было. Ладно, что я потратил на это дело годы жизни, но государство-то – столько потеряло!!!»)

Прим. авт. Другую позицию по этому вопросу занимал К. Феоктистов, считавший, в частности, что разрабатываемая СССР ракета «Н-1» была заведомо несостоятельной: не обладала достаточной подъемной силой для полета на Луну. Более того, Феоктистов вспоминал, что поскольку все свое неверие в эту затею и протест он высказывал прямо Королеву, тот «поскорее» отпустил молодого ученого исполнить мечту лично отправиться в космос. А пока Феоктистов проходил подготовку к полету, Королев организовал его команду инженеров на воплощение своих лунных идей.

Дальше. Поняли – Луну проиграли. Надо продолжать заниматься исследованиями космического пространства, извлекать из этого практическую пользу: началась программа орбитальных станций. Опять – «Решение Совета министров и ЦК КПСС о создании многофункциональной орбитальной станции», контроль возложить – на ВПК (военно-промышленную комиссию).

Чтобы было понятнее: были профильные министерства, отдел по вопросам обороны в Совете министров, но над этим всем(!) – поставлен отдел оборонной промышленности ЦК партии. То есть все министерства подчинялись оборонному отделу ЦК, и никакое министерство не могло нарушить этот закон – система работала очень четко. Если что-то не так, могли прийти, доложить, пожаловаться в оборонный отдел ЦК и получить ответ. Если к делу подключалась КПК – комиссия партийного контроля – это похлеще. КПК стояла выше прокуратуры и любых других подобных органов. В этом распорядке очень много было правильного – за свою работу отвечали головой.

Что касается специально созданной Военно-промышленной комиссии – ей руководил 1-й зампред Совета Министров (в мою бытность им был Леонид Васильевич Смирнов, удивительной грамотности человек). Все вопросы, связанные с космосом, решались на ВПК. И прежде чем экипажу лететь, Смирнов приглашал космонавтов к себе вместе с комиссией, и мы слушали: готовы все службы или не готовы? Помню, как товарищ Губарев (Алексей Губарев, в отряде космонавтов с 1963-го, проходил подготовку по программе орбитальной станции, летал в космос в 75-м и 78-м, дважды Герой Советского Союза, – прим. авт.) вдруг сказал на ВПК: «А у нас еще вот это не проработано». На что Леонид Васильевич отвечает: «Ну что ж, кто вас торопит? Вас никто не торопит. Вам недели хватит?» – «Ну, зачем нам неделя?» – «А зачем вы вопрос подняли? Даю срок – через неделю заканчивается работа комиссии, к такому-то часу вы должны ко мне прийти и все доложить!» Во как работали! До каких тонкостей доходило руководство! И мы прорабатывали на земле тысячи(!) возможных аварийных ситуаций… Через неделю все приехали, с дрожью в голосе начали докладывать. Я потом Губареву говорю: «Ну что, довыпендривался?! Я же тебя предупреждал: не надо, если можем что-то сами решить, выносить наверх. Зачем ты это сделал?» Но главное, что ВПК не позволяло совершать тех ошибок, которые совершают в наше время. И после каждого полета следовал самый серьезный разбор, что удалось, что нет. Меня, чудом вернувшегося на Землю после выхода в открытый космос, допрашивали с пристрастием и только, когда я обосновал все свои действия, Королев сказал: «А Алеша прав!» (Прим. авт.: скафандр деформировало, пришлось вопреки инструкции входить в корабль головой, а не ногами вперед, с риском для жизни снизить давление в скафандре, разгерметизировать шлем раньше срока.)

А что мы имеем сегодня? Вот – параллель: есть ведущая, или как говорят, партия власти – «Единая Россия». Я, между прочим, член ее высшего политсовета. «ЕдРо» действительно – партия власти: она занималась властью, но не делом! Нет у них органа, который бы вел промышленность, нет людей, которые бы помогали производству, а вот расставить нужных «товарищей», подоить это все… тут – пожалуйста. Но «Единая Россия» и рассчиталась за свое нахлебничество, как действовала, так с ней и поступили на выборах. Это не деловая партия! Нельзя быть в стороне от самого главного и насущного. Я выступал много раз на высшем политсовете и генсовете, обращал внимание: и о «ГЛОНАССЕ» говорил, и о челноке многоразовом – мимо все проходило, как будто это мое чудачество. (Притом, что мои выступления были согласованы с руководством Российского космического агентства.) И кончилось чем? Все завалили. А единороссов это не касается, они безответственные. Зато чтобы расставить своих людей, для этого они, повторю, – запросто сорганизуются! Сейчас стоит вопрос об академиях Жуковского и Гагарина – два вуза, которые готовят летный и инженерный состав. Вдруг решение – уничтожить их. Обращались к Грызлову (1-му Председателю Высшего совета «ЕР», тогда еще Председателю Госдумы) – никакой реакции. Обратились к Геннадию Андреевичу Зюганову. «КПРФ» – единственная организация, которая откликнулась, Зюганов выступил в Думе, написал прекрасную статью в «Правде». (К сожалению, в статье заодно решили агитацию устроить, мол, голосуйте за коммунистов, а это дешевый подход к решению государственных задач – пропихнуть свои идеи, поэтому проблема немного размылась в глазах общества.)

Сейчас опять вернули комиссию – ВПК (а сразу ее не было) – поняли, без контроля нельзя. Но советской схемы так и не воссоздали, отдали все на откуп корпораций, а поэтому можно ожидать всего, чего угодно. Корпорации заинтересованы в своем, личном: как получить прибыль при меньших затратах. А отсюда у нас: то четыре спутника завалилось, то недозаправили, то перелили – вот к чему это все привело.

Корень зла даже еще глубже: после 90-х годов, когда прекратился всякий контроль, и над космической отраслью (я буду говорить о космосе, а точно также и авиация никому не нужна была) поставили совершенно случайных людей, которые в этом деле ничего не понимают, перестали платить зарплаты, и специалисты ушли с предприятий. Сегодня – их нет. Что такое токарь, допустим, на заводе НПО «Энергия»? Это был интеллигент высшего качества! Без него ничего не было бы, он на самых «умных» станках работал. Что такое сварщик? Ведь все на сварке! Если у сварочного аппарата стоит не специалист – это самый первый шаг к гибели объекта. Сварщик должен работать так, как будто ручеек журчит – любо-дорого посмотреть. А сварщиков-то – никто не готовит, они-то поуходили и стали в Лужниках торговать. Вот первый результат – аварийность: то одно, то второе, то третье. Каждое предприятие имело у себя школы профтехобразования – тоже всё распустили, творили, не ведая, что творят. Никто не спросил: а ЗАЧЕМ?!! вы это делаете, люди?! Иногда мальчишки другими словами про это на заборе пишут. Но вопрос философский: прежде чем что-то сделать, задумайся, а зачем?.. Все начинается с цели! Руководителей же, со времен Бориса Николаевича Ельцина, это не интересовало.

Как оптимист верю, мы сейчас что-то сделаем по-другому. И это «по-другому» будет идти от Путина. Что бы ни придумывали – конечный итог за кулаком президента: делать вот так!.. Сейчас как никогда остро стоит вопрос о четкой работе контролирующей военно-промышленной комиссии, председателем ее должен быть высокообразованный человек, четко понимающий, чего он хочет.

- Вы оптимист, но не боитесь, что мы также как с «Единой Россией» только форму советскую примерно повторим, а содержание останется нынешним – откаты, прибыль?

- Я был доверенным лицом Владимира Владимировича Путина и первый, и второй раз. Сейчас он совершенно другой человек – события на Болотной площади, на Сахарова показали, что шутить с народом нельзя. И я, думаю, Владимир Владимирович это понимает. Но надо иметь хорошую команду, которая бы сформировала задачи, и задачи обернулись потом конкретными решениями на пользу страны. Чтобы в этих задачах постоянно красной нитью проходило – «Зачем?».

Конечно, мы потеряли 20 лет, а в этой потере – и канувшие нравственность и совесть. Я не знаю, с кем сейчас можно сравнить Алексея Николаевича Косыгина, Леонида Васильевича Смирнова? Когда я был на комиссии ВПК, я любовался этим человеком, его интеллигентностью, высочайшей грамотностью, как он вел разбор, готовился к каждому заседанию. И как ни пытались докладчики обойти какую-нибудь «зацепку», он слушал-слушал, а потом: «Да вы не об этом, вы мне вот о чем скажите…» Боже упаси, чтобы кто-то ставил вопрос о каких-то откатах или взятках, этого вообще не было. Я знал процентов 60 секретарей обкомов партии (это были главы областей) и поклянусь, где угодно – никто из них никогда не брал взяток. Работали честно, красиво. Поганилось все наверху: одним лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», стремлением распространять свою идеологию по всему миру мы себя к пропасти подвели. До сих пор нам должны 86 млрд долларов страны, в которые мы вкладывались.

- Америка тоже вкладывает – это же создание своих «точек опоры», сфер влияния. Вот и вы как-то рассказывали, что, готовясь к лунной программе, имели возможность не только заниматься в Московском планетарии, но и поехать изучать «живое» южное небо в Сомали.

- Да, надо было тренироваться на случай, если придется решать вопросы коррекции корабля автономно, по звездам. Ну а поскольку заход на посадку со второй космической скоростью происходил бы со стороны Южного креста, то мы выезжали в Сомали и в пустыне, где на ближайшие 20-30 км нет никакого электрического огонька, изучали звездный небосвод. А американцы в это время проходили такую же тренировку в Чили, в пустыне Атакама.

Действительно, тогда в Сомали у нас была своя база (мы доставили туда лучший бетон, лучший металл, все, что только можно сделали, построили аэродром Магадиша), и как только завершили строительство, власти нам сказали: три дня срока, чтобы вы отсюда убрались. Вот чем это кончилось: «Вон, и чтобы ничего с собой не взяли, даже личные вещи». Я одному строителю со злости брякнул: заложи там мину, чтобы все к чертовой матери полетело. А ведь местные жители, местные руководители сразу предупреждали наших строителей: имейте в виду, как только вы закончите, вас отсюда уберут. Знали настроения своих «верхов». Так и получилось – с позором выгнали и еще потом оплевывали нас. Что это за политика? Чем занимались наши дипломаты? Это ж надо было знать! И таких примеров много: с Ираном, Тунисом, Алжиром, Марокко, Египтом…

Прим. авт. Ради справедливости надо заметить, в одном из прежних интервью Алексей Архипович не был так критичен: «Мы были великой державой и на наши просьбы откликались». И там же рассказывал, что и у самого СССР были лучшие обсерватории в Армении, в Грузии, в Крыму…

- Давайте конкретнее поговорим о «механизмах» наших побед в космосе. Вот картинка из жизни: Королев как Главный конструктор оба раза лично выбирал, кому из летного отряда доверить корабль, со всеми кандидатами знакомился, расспрашивал, но «своего» парня видел с первого взгляда (об этом Гагарин вспоминал). Кажется, мир да любовь. А была ли на самом деле советская космическая команда? Вы про роль Хрущева говорили, еще раньше зеленый свет дал Сталин. То есть они – команда? Или власть была просто надсмотрщиком, контролером, который «сковал одной цепью» ученых для решения задач? Тем более в среде самих конструкторов не все было гладко, Королев из-за доноса в лагерях сидел…

- Здесь нужно вспомнить, как рождалось наше космическое дело. В 30-е гг ХХ века независимо друг от друга в разных странах от идей по освоению космоса, которые наиболее серьезно обосновал К.Э.Циолковский (он про многоступенчатую ракету писал и даже обрисовал выход в открытый космос в романе «Вне Земли», «Грезы о земле и небе»), начали переходить к разработкам ракетно-космической техники. Фундаментальнее всего это было поставлено в Германии, где создавали ракету «Фау» как орудие нанесения «неотвратимого удара» по Англии. Но удара не состоялось, немцы уже развязали войну с Советским Союзом. А в конце войны большую часть подземного завода по производству «Фау-2» (собранные ракеты, оборудование, специалистов, в том числе самого главного конструктора Вернера фон Брауна) вывезла к себе Америка, оккупировавшая на тот момент заданный немецкий район. Мы стали вывозить оттуда, что осталось, уже после американцев. Надо было, чтобы кто-то изучил «трофеи»…

Здесь небольшая справка. До войны у нас ракетной техникой занимались в ГИРДе (Группа изучения реактивного движения, – прим. авт.), под началом молодого Королева. В 1933-м с подачи зампреда Реввоенсовета М.Н.Тухачевского появилось решение Правительства о создании института ракетной техники (Реактивный научно-исследовательский институт, РНИИ, – прим. авт.) на базе московского сельхозинститута, тут-то и нанесли удар по Королеву, который тогда работал замначальника РНИИ. Директор института Клейменов, Лангемак и Валентин Петрович Глушко составили на него донос. В результате в 38-м Королеву дали 10 лет каторги (за безответственную трату 120 тысяч рублей на эксперименты, – прим. авт.). Началась война, и вот здесь – интересная вещь – Сталин вызвал к себе Глушко, поручил ему созвать специалистов-ракетчиков, и Валентин Петрович, то ли чтобы искупить свою вину, то ли еще почему, но включил в этот список Королева, который сидел в Магадане. Он приехал в Москву, дальше работали в так называемой «шарашке», на Яузе, где предприятие Туполева…

Когда встал вопрос с немецкими «трофеями» и стали решать, кому заняться этим делом, ни авиаконструктор А.Н.Туполев, ни М.В.Хруничев, курировавший авиационную промышленность, ни тогдашний народный комиссар боеприпасов Б.Л.Ванников не были готовы браться за ракетную тему. (У одних на кону стояли реальные самолеты, а не «фантазии» в виде ракет, у другого – надвигались работы по атомной бомбе, – прим. авт.) Зато боевые ракеты заинтересовали министра вооружения Д.Ф. Устинова. (Устинов вообще имел чутье на все передовое, достаточно вспомнить, что когда встал вопрос о строительстве Останкинской телебашни, деньги на нее выделил Д.Ф., – прим. авт.) Сразу после войны им был создан научно-исследовательский институт, где во главе отдела по разработке ракет дальнего действия поставили Сергея Павловича Королева. А с ним были Борис Евсеевич Черток, Владимир Павлович Бармин – наши будущие «киты» космонавтики, как раз те, кто раньше занимался в ГИРДе, создавали знаменитую боевую ракетную установку «Катюша». С этого отдела началось легендарное КБ Сергея Павловича Королева… Впервые в истории человечества идеи о полете за пределы Земли смогли опереться на материальную базу – созданные в военных целях ракетную промышленность и технологии. У себя в КБ Королев смог объединить проектное бюро и завод, чтобы идеи не были оторваны от воплощения, создавал смежные предприятия, филиалы по всей стране – в итоге под его руководством оказались порядка 26 тысяч человек. А по большому счету это вылилось в направление деятельности целого государства – вся страна работала на космос.

Знаете, я на Сергея Павловича иногда даже как на Христа, что ли, смотрю. Как будто он нам кем-то посланный… Королев был выдающимся и конструктором, и организатором. Очень счастливое для советской космонавтики совпадение. Нынешнего руководителя, например, НПО «Энергия» даже рядом ставить нельзя.

Как инженер Сергей Павлович глубоко разбирался в существе дела, понимал, какие места в работе сотрудников КБ в настоящий момент самые сложные, уязвимые, и направлял внимание на разбор именно этих трудностей. Это гигантская заслуга Королева, что он бросил тупиковую «Фау» (в 1948-м мы проводили летные испытания ракеты Р1, нашей копии немецкой «Фау-2», – прим. авт.), принял решение отказаться от конструкции Р1 и в итоге начал заниматься совершенно новой схемой трехступенчатой ракеты Р7. На ней был осуществлен запуск первого искусственного спутника Земли и последующие пуски. Она и до сих пор летает, очень надежная (стучит по столу, – прим. авт). Кстати, когда создатель «Фау» фон Браун приехал в США, он тоже поменял свои взгляды, и вершина его творчества – ракета «Сатурн» (1,2,3), на которой американцы осуществили всю программу по Луне.

Прим. авт. Главная ответственность за принятие конструкторских решений ложилась на Главного. При этом Королев – уже не только как инженер, но и как талантливый управленец – имел свои приемы, чтобы понять, какое же техническое предложение самое верное. Был, как говорили, «и стратегом, и тактиком, и политиком». Например, в сложных случаях выдвигал несколько вариантов на обсуждение, провоцировал дискуссии. Один из методов Королева назывался «развалить избу» – С.П., обладавший громадным авторитетом, брался бранить идею, и если тем не менее находился ее яростный защитник – значит, идея стоящая. А коллектив ощущал свое участие в выборе пути. Как признавал годы спустя К. Феоктистов, Королев «во многом помог раскрыть и пробить то, на что каждый из нас был способен. И кто знает, пробился ли бы он без Королева. С.П. умел организовать тех, кто в деле понимает. Вместе с тем, исходя из моего опыта, считаю, что талант организатора в Королеве превосходил талант инженера. И это было на пользу делу. Иначе инженер в организаторе Королеве мог бы не дать развернуться другим инженерам в полную силу. И без того вокруг Королева кипели страсти — непросто быть Главным конструктором среди инженеров, «заразившихся космосом» не меньше, чем ты сам».

Сергей Павлович умел наладить хорошие отношения с теми, в ком нуждался космический проект. В КБ Королев собрал вокруг себя людей с высочайшим образованием, главных конструкторов по разным направлениям. Но с ним были не только сотрудники его предприятия. С ним работали такие выдающиеся люди как президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдыш, преемник Хруничева, министр авиационной промышленности Петр Васильевич Дементьев – лица, которые административно никак не зависели от Королева, но все вместе они были командой государственных людей, работавшей на космос. И отсюда тоже наш успех.

За КБ Королева были постоянно закреплены члены ВПК, очень хорошо подготовленные. Например, Царев Александр Иванович – начальник отдела «Космос» при ВПК, он постоянно находился на космодроме, был в курсе всего, и это был свой человек, он помогал в решении многих вопросов (работники ВПК участвовали в подготовке всех постановлений Совмина). Это тоже была команда.

Прим. авт. По воспоминаниям окружения, Королев, верный своим космическим идеям, умел не только продвигать их вместе с соратниками, но обладал еще и высокими бойцовскими качествами, сражаясь с начальством и противниками. То, что С.П. напрямую выходил на Хрущева уже о многом говорит. Подтверждают слова Леонова и признания К.Феоктистова: «Глобальные решения принимались не в ЦК КПСС и не в правительстве, а Устиновым и Королевым (а часто и одним Королевым), и уже позже, не мытьем, так катаньем, они добивались оформления этого решения постановлениями «компетентных органов. (…) С.П. ревниво следил за тем, чтобы мимо него, не дай бог, что-то существенное не проскользнуло, что, естественно, сильно осложняло жизнь его заместителей. Он открытым текстом говорил: «Все, что делается в моем КБ, – МОЕ! Кто здесь Хозяин? Я – Хозяин!». Далеко не все начальники НИИ, КБ, заводов по стране с энтузиазмом принимали на себя дополнительную нагрузку в виде заказов от ведущего королевского КБ. И тут тоже со всеми надо было находить общий язык или… организовывать решения Совмина, спецкомитетов…Королев, что называется, пытался заручиться поддержкой со всех сторон – и внутри, и сбоку, и сверху.

Королев вступил в КПСС. (Несмотря на издевательства, которые он пережил на каторге (его избивали), у Сергея Павловича не было никакой злобы к руководству, к стране.) И когда я его спросил: «Зачем вы это сделали?», – ответил: «Я работаю в системе, где всем руководит партия, и у меня, как беспартийного, возникает много проблем. Но в партии есть очень умные люди, и они должны помогать мне, а я им». Вот какая красивая правильная логика – «будет гораздо больше пользы, если мы будем работать в команде», а не то что: вы меня, мол, напрасно осудили, и разбирайтесь теперь сами со своими ракетами. Это был… сверхчеловек по сознанию!

Прим. авт. Примечательно, что Королев не только не винил Сталина в своих лагерных бедах, но и высоко ценил его роль, его политическую волю в развитии советского космоса. И глубоко переживал смерть вождя в марте 1953 г, о чем свидетельствуют как воспоминания его дочери, так и обнародованные личные письма-дневники С.П. за то время. Например, 6 марта: «Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок и нет ни мыслей, ни слов… В самые трудные минуты жизни всегда с надеждой и верой взоры обращались к товарищу Сталину… Его великим вниманием была согрета любая область нашей жизни и работы…» Более того, в 63-м г. (т.е. уже после разоблачения «культа личности») в разговоре с корреспондентом Королев вспоминал поддержку и компетентность Сталина.

Или такой факт: в 38-м аресту Королева предшествовал, в том числе, неудачный поспешный опыт, во время которого он чудом не погиб. О «болезни Королева» – спешке, «отсутствии твердого плана», «бессмысленном дерганье исполнителей» – можно встретить воспоминания и у его соратников по 60-м гг. «Он разбрасывался по разным направлениям работ (…) принимал на себя все новые и новые обязательства по принципу «потом разберемся», которые уж никак не мог выполнить», – писал в 2000-х К. Феоктистов. При этом понятно, что все испытания по космосу в материальном плане обходились очень дорого. А у самого Королева «после тюрьмы и Колымы» появилась присказка для своей команды: «Помните, братцы, мы тратим страшные деньги, после таких неудач ничего не стоит «пришить» нам политическое дело – сознательную экономическую диверсию». Жестко, но, наверное, тоже давало эффект.

…После запуска первого спутника было ясно, что надо делать следующие шаги вперед: ракета позволяла выводить груз до 5 тонн, запустили 2-й, 3-й более тяжелые спутники. В 58-м году приняли решение по пилотируемому пуску, а в 59-м выработали требования, кто должен быть космонавтом, командиром космического объекта. И опять же Сергей Павлович разбирался в этом вопросе не понаслышке. Он сам был летчиком-испытателем, рассуждал: космический корабль – это более сложный аналог самолета, а ближе всего к космонавту по своим характеристикам летчик-истребитель, он один выполняет сразу обязанности и штурмана, и стрелка-радиста, и инженера. Отсюда последовало решение – набрать летчиков-истребителей в возрасте до 30 лет, владеющих современной техникой, имеющих высшее образование, летающих во всех условиях. Вот так нас начали смотреть – перебрали порядка 3 тысяч летчиков-истребителей, то есть практически всех, и отобрали 20 человек. Это был 59-60-й год. 11 января 1960-го уже состоялся приказ о создании Центра подготовки космонавтов, а 7 марта был приказ о сформировании 1-го отряда космонавтов, куда и вошла наша двадцатка. Два года нас учили: медико-биологическая подготовка, физическая, инженерные дисциплины (основы космической техники, навигация). За прошедшие полвека 12 человек из 20-ти слетали в космос и не один раз. На сегодня осталось нас только четверо: Быковский, Волынов, Горбатко и я… К Сергею Павловичу Королеву все космонавты трогательно очень относились. Вначале мы говорили: «Главный», потом уже стали называть «С.П.».

- Три легендарных имени для мировой космонавтики Королев-Гагарин-Леонов. Один придумал, как попасть в космос, два других – участники самых невероятных в истории испытаний. Расскажите о «расстановке сил» в этой троице? Вы же для Королева, наверное, тоже были уникальными людьми?

- …Он называл Гагарина – «Юрий Алексеевич», хоть сам старше на 28 лет. Интересно было слушать их беседу. «Юрий Алексеевич, – смотрел на него и продолжал, – а не могли бы вы вот это сделать?» А меня (ровесника Гагарина) звал «Алешей», по-другому никак. Не «Алексеем Архиповичем».

Только на двух космонавтов Сергей Павлович лично писал характеристику: на Юрия Гагарина и на меня. Так сложилось, что дома у него тоже только мы двое из летного отряда бывали. И в последний день рождения Королева, за два дня до его смерти, были: я с Юрой и главные конструктора, 7 человек (Бармин, Ишлинский, Кузнецов, Рязанский, Исаев…). После двенадцати все стали расходиться, несколько задержался Бармин, а нас с Юрой Сергей Павлович сам оставил, и мы сидели с ним до 4 утра. Накрыли угол стола, бутылку коньяка армянского, три звездочки, поставили, и Сергей Павлович нам рассказывал о своей жизни… Как будто исповедь какая-то была, а через 2 дня он умер во время операции. Выход человека в открытый космос – это его журавлиная песня, последняя победа его программ при жизни…

- Сейчас в крупных компаниях придумывают свои гимны, форму, какие-то тренинги устраивают – так называемая «корпоративная культура», чтобы сотрудники почувствовали себя одним коллективом. Всего этого, как я понимаю, не было в советской космической команде? Сплачивало само дело?

- Когда погиб Гагарин, я был назначен на его должность – замначальника Центра по летно-космической подготовке, одновременно являлся командиром отряда, в который входила интернациональная команда. Так вот, основным нашим праздником был Новый год. И мы никаких продюсеров-аниматоров-затейников не приглашали, мы сами себя забавляли. Готовиться начинали за 3-4 месяца! Кто бы и где ни был, на новогодний вечер все приходили в альма-матер. В 11 вечера начинали, а в 9 утра заканчивали. Сначала – четыре тоста: начальник Центра Георгий Тимофеевич Береговой говорил за уходящий год и ставил задачу на Новый, я подхватывал тост за наступающий год, потом выступали два именинника (у нас два человека отмечали день рождения 1 января), и брали слово те, кто вернулся из последнего космического полета. А дальше – фильм, двухчасовой концерт с участием отряда, танцы. 17 новогодних вечеров таких у нас прошло. А фильмы, кстати, (17 лент на «Кодаке»!) это я сам создал, назывались «Леоновфильм представляет: космонавты без масок, или …такой-то год». Подсъемку делал в течение года во время работы, а главным образом снимал в новогодний вечер, ведь на празднике все раскрепощены, и ребята даже не догадывались, когда они у меня в объективе – я снимал тремя камерами, которые расставил в разных местах зала и включал дистанционно. Например, сидит Валентина Терешкова с рюмкой, начинает: «А мы на лодочке ка-а-атались вдоль по Москве родной реке и не гребли, а целовались…» (Леонов поет, – прим. авт.) Валентина потом говорит: «Да я это не пела». А вот ведь – кинокадр! Все хохотали. Сейчас эти фильмы хранятся в центре космической документации, по телевизору вы такого никогда не видели.

…С новогоднего же мероприятия (27 декабря 1965 года) у меня хранится фотография, подписанная Королевым. Я никогда ни у кого автографы не просил, а тут в заводской столовой КБ был праздник, пришли представители завода, все танцевали, Сергея Павловича тоже приглашали, и вдруг стали автографы брать… И я подошел с карточкой, которая у меня была. Сергей Павлович написал: «Дорогой Алеша, пусть светлый Млечный путь не будет тебе пределом, а солнечный ветер всегда будет попутным. С любовью, С.Королев». (Он тогда уже работал над новой конструкцией корабля с использованием солнечного ветра, потом Володя Сыромятников создаст такой корабль.)

- Вас тоже вовлекали в процесс создания кораблей?

- Иначе просто невозможно! Космонавты участвуют в процессе, начиная с эскизного проекта! Постоянно присутствуют на сборках корабля, на электрических испытаниях. Три месяца я как командир экипажа и бортинженер Олег Макаров (к сожалению, его уже нет в живых – такой толковый был) проводили испытания на старте лунного корабля. И уже с нашим заключением корабль Л-5 полетел… Орбитальные станции отрабатывали полностью, с «эскиза»: каждый объект проходит свой контроль и формирование, сборку при участии космического экипажа.

- Сегодня в отборе и подготовке космонавтов что-то изменилось?

- Мы сами, еще в советские годы, снизили требования к здоровью: в 59-60-м очень много «зарубили» талантливейших ребят. Но послабление – сказалось на долголетии. Если из 1-го отряда мы все ушли «на пенсию» по возрасту, то уже второй-третий наборы уходили по здоровью.

Что касается научной подготовки, сейчас к прежнему списку добавилась электроника – все ребята блестяще работают с компьютером, а мы тогда только начинали. Помню, на лунном корабле Л-1 стоял бортовой вычислительный комплекс БЦВК, так он коррекцию решал 4 часа, я вручную быстрее мог! Вдобавок коснешься кабельной сети, и начинались сбои. И еще: если мы начали учить английский только по программе «Союз-Аполлон», то сейчас язык учат с первого же дня и владеют им безупречно. В зависимости от программы экспедиции может добавляться еще какая-то дисциплина: вот мы в свое время разработали очень хорошую науку космической геологии, чтобы по данным из космоса делать прогнозы о нефтегазовых месторождениях на Земле. Меня после даже приглашали в Институт нефти и газа им. Губкина читать лекции преподавателям на всесоюзных сборах.

- Когда вы услышали о смерти Сергея Павловича Королева, у вас, по вашему признанию, внутри все оборвалось, и вы сказали: «Все, точка на нашем космосе, развития дальше не будет». Так и случилось?..

- Вы понимаете, может быть, мы не сделали за последующие годы революционных прорывов даже не потому, что Сергей Павлович умер, а просто при нем мы сумели «обогнать время», заложить очень много основ. Корабль «Союз», на котором мы до сих пор летаем, в 62-м году проходил как «Север». И, кстати, то, что в 1971-м при возвращении на Землю «Союза-11» погиб экипаж (должен был лететь Леонов, но за 11 часов до старта у его бортинженера В.Кубасова ошибочно заподозрили туберкулез и команду заменили дублирующим составом, – прим. авт.), я думаю, все равно бы неизбежно случилось, будь даже жив Сергей Павлович. Потому что в идеологию машины заложили ошибку. Просто до этого нас все время проносило, а тут – первый длительный полет, разное стечение обстоятельств с общим знаком «минус». Смерть ребят избавила от несчастья другие экипажи. Дай Бог, нам еще где-то что-то не прозевать…

Наши последние космические корабли сейчас полностью оснащены оборудованием, которое было разработано еще для королевского лунного «Л-1»: я имею в виду и бортовой вычислительный комплекс, и навигационную систему. Это все вытекало одно из другого. В любом случае – и при Сергее Павловиче, и после его смерти – мы бы пришли к такому разделу как орбитальные станции, это направление было бы реализовано. После Королева мы же отработали «Салют-1», 2, 3, 5, 7, «Мир». А сегодня у нас «МКС» – вон, какая красавица летает, только подумать: 400 тонн весом!

Но, конечно, того финансирования, которое было раньше, и близко нет. А самое главное – у руководства страны пока нет политической воли заниматься проблемами космоса!

– Советские космические разработки велись под грифом «секретно». Проектировщикам запрещалось брать домой любые записи – все тетради на ночь сдавали на хранение в сейфы. Имя главного конструктора народ не знал…

- … Вы не поверите: я первый раз нарисовал космический корабль «Восход» с чертежей, которые были опубликованы… в Америке! (А.Леонов известен еще и как уникальный, первый «космический» живописец, – прим. авт.) Мы секретили все подряд, даже то, что не нужно. Американцы, наоборот: случись авария на пять копеек, тут же начинают раздувать в прессе – вот, мол, какой героизм наших астронавтов, все преодолели. Зато у нас – сплошная идиллия: техника никогда не отказывает, все чудесно. Нас с Беляевым в 65-м после космического приземления в нерасчетной зоне только на третьи сутки из тайги эвакуировали, а газеты тем временем печатали, что мы отдыхаем на даче Обкома партии, какая-то глупость, зачем? Это тоже КПСС…

- Когда появилась возможность уже без секретов с американскими коллегами разговаривать, что интересного узнали о том, как организованы космические дела у них, чему позавидовали?

- Позавидовали?.. Тому, что они жили гораздо лучше, чем мы, комфортнее. Я до 1967 г. в однокомнатной квартире с семьей ютился, потом дали трехкомнатную (первый в мире выход из корабля в открытый космос Леонов совершил в марте 65-го, – прим. авт.). Стыдно сказать, когда для поездки в Америку отобрали летчиков экстра-класса, мы жили там на 10 долларов в сутки: это чтобы и поесть, и еще что-то семье в подарок купить. А когда приехала инспекция ЦК партии, им суточные – по 50 долларов выдали… Ну а если говорить о наших рабочих условиях – тренажерная, спортивная база у нас была точно такая же, как у американцев, даже умнее – результат активного вмешательства уже самих космонавтов.

Прим. авт. И все же, говоря о нашем «отстающем быте», будет несправедливо не сказать о том, почему вообще стало возможно космическое соперничество между США, обладающими в 40-е гг. ХХв. громадным техническим потенциалом, и Советским Союзом, принявшим на себя основной удар Второй Мировой. Вот, что думал об этом «космический кораблестроитель» СССР К.Феоктистов: «Ракеты-носители, космические аппараты и корабли изготавливаются в малом количестве экземпляров (особенно тогда, в начале работ), и не требовалось развитой технологической базы современного массового производства. Это было и у нас, и у них практически индивидуальное, в каком-то смысле кустарное производство. Так что стартовые условия оказались примерно одинаковые. И, естественно, у нас не было недооценки американских инженеров. А у них тогда была. Недооценка конкурента – опасный промах. (…) Мы уважали соперников… гнали себя вперед изо всех сил».

Кстати, здесь уместно вспомнить о «секрете», позволявшем Королеву управлять его колоссальным хозяйством: КБ с заводом, испытательной базой, полигоном. С одной стороны, «плюс» был уже в том, что все этапы производства находились под контролем одного Главного конструктора. Хотя огромное количество взаимосвязанных участников рождало свои трудности: сбой одного из подразделений, неожиданная новая инициатива – могли вызвать эффект домино, парализовать работу других. Каждый день приносил вал таких проблем и «ноу-хау». И это «житейское цунами», на которое у С.П. просто не хватало рук, усмирял его вроде бы неторопливый, доступный всем зам Бушуев (после руководил советской частью программы «Союз-Аполлон»). Его кредо обозначали так – удержаться от слишком резких движений, быть осторожным и осмотрительным, чтобы каждый на своем месте максимально анализировал последствия собственных решений прежде, чем их внедрять.

Одновременно Королев подстраховывал процесс: по некоторым темам не закреплял четко задания за одними единственными людьми – оставлял возможность, если что, перекинуть силы с одного участка на другой.

Так же от провалов по времени спасало назначение заранее невыполнимых сроков (всегда есть возможность корректировки, «запас»). Как вспоминал Феоктистов, Королев сначала добивался того, чтобы сотрудники на такие сроки согласились, взяли на себя обязательства, а потом им уже просто ничего не оставалось, как работать во всю мощь, с максимальным напряжением, в крайнем случае, – С.П. «давил на совесть». Сам Сергей Павлович отличался редчайшей работоспособностью.

Королев был сторонником жесткой дисциплины, «был крут с подчиненными» и «плохо управляемых», по словам Феоктистова, «раздавал в другие КБ», мог и уволить в связи с провинностями. Авиационный конструктор А.Я. Щербаков, бывший одно время 1-м замом С.П., как-то рассказывал, что предшествовало его уходу из КБ: в Подлипках неожиданно собрался «конгресс» 4-х бывших жен Щербакова, которые написали коллективную жалобу на аморальное поведение мужа…

И еще техническое объяснение скорости работ: умение Королева соизмерять цели и возможности, делать сегодня то, что является главным именно сегодня, а не завтра или послезавтра. Будучи зажаты в жесткие временные рамки, советские инженеры искали самые простые и оттого наиболее надежные на тот момент технические решения. Например, для подстраховки полета некоторые приборы в космическом корабле просто дублировались.

- Мы говорим, что мы много плохого от Америки взяли, что там все на деньгах помешаны, как в России сейчас, но с космосом у них все-таки дела сегодня лучше, чем у нас?

- Кто сказал, что у них лучше, а у нас хуже? Мы связаны соглашением с Америкой и другими странами, и пока (хоть есть всякие «негладкости») полностью выполняем все свои обязательства. Сейчас единственный корабль, который работает на всех, – это наш «Союз». Больше ни у кого нет: «Шаттлы» выбыли (у них ресурс по деталям закончился), еще разве только у Китая свой корабль имеется, но китайцы не в нашей обойме стран. Жизнь орбитальной станции продлили с 2015-го до 2020 года, так что пока все государства вместе с Россией должны работать на этой станции.

Что касается движения вперед, у американцев есть программа создания космического транспортного корабля, который впоследствии можно использовать как командный модуль при полете на Луну или даже на Марс. Но пришел Обама и программы «Луна» и «Марс» закрыл. Тем не менее, в США полным ходом идут работы, связанные с созданием современного мощного двигателя, а двигатель – это такая «лошадка», которую можно в любую «телегу» запрячь! У нас сейчас идет разработка и двигателя, и корабля «Русь», который станет возить на орбиту шесть человек. Есть неполадки, но это связано еще и с организацией производства.

- Какая же главная сила, мотивация двигала всю эту советскую космическую махину во главе с Королевым? Развитие науки, энтузиазм первопроходцев, страх перед военной угрозой, страх перед репрессиями за растрату народных денег, если что-то не удастся?

- Интересно, что после запуска уже первого спутника Сергей Павлович говорил: наступит время, когда на орбите искусственного спутника Земли мы будем создавать клиники, где будут лечить людей с неполадками в сердечно-сосудистой системе в невесомости. Конечно, это было одно из его заблуждений, поскольку невесомость – среди главных врагов человеческого организма (это мы узнали в процессе длительных полетов). Но характерен сам подход – Королев думал, как сделать все эти космические исследования прикладными, полезными для человечества в целом, это было двигателем всего. И его ракета «семерка», которую он делал в полном согласии с командующим ракетными войсками стратегического назначения М.И. Неделиным, хоть и докладывалась наверх как ракета боевая, по сути такой не являлась. Конечно, если б, допустим, была команда Хрущева – нанести ракетный удар по Вашингтону или Нью-Йорку, мы сто процентов уничтожили бы город. Но ракету готовят к старту два дня, и с одной ракетой мы могли сделать только один пуск. А вокруг нас такие авиационные базы с ядерным оружием, которые бы просто смели нас! Это безумие! Только, чтобы говорить: да, у нас есть чем припугнуть, мы кузькину мать покажем. А на самом деле С.П. сразу создавал эту ракету, как самую что ни на есть мирную, которую можно использовать для запуска экипажей. Но делалось это под военным прикрытием и, повторю, с полного согласия М.И. Неделина (два великих гражданина!).

На самом деле ученые хотели создать системы, которые бы служили на благо всех. Открыть: что такое Земля, Луна, планетарные условия. Мы и сейчас-то мало знаем, а тогда – вообще ничего. В 1965-м году я встречался в Америке с фон Брауном. В течение целой недели мы (Паша Беляев, я, Браун со своей женой) завтракали, обедали, ужинали за одним столом и имели возможность говорить о том, что произошло. И Браун утверждал: Гитлер их предал, они не хотели вести Мировую войну, а сам Браун, дескать, на своем месте просто создавал рабочие условия для всех специалистов по «Фау».

Из воспоминаний К.Феоктистова о Королеве: «Это был человек, который смело брался за любое, даже самое невероятное дело. За любую нелепость. Если бы вы знали, сколько у нас было сумасшедших проектов! Но! Он все равно за них брался, даже не зная, как делать. И находил людей, которые под его руководством и влиянием брались и делали то, чего еще никто и никогда не делал. Надо признаться, это потрясало: как и где он умел находить таких людей?! Это, может быть, было в нем самое главное».

…Так что у нас все было связано с желанием первооткрывателя. Я считаю, что космическое соревнование СССР и США – самое лучшее соревнование в мире, Олимпийские игры не годятся в сравнение. По результатам надо смотреть. А в результате мы имели лучшие образцы техники, двинули общечеловеческое развитие вперед таким «семимильным шагом»! Тысячи лет люди мечтали побыть на Луне, а мы это сделали – вместе(!) сделали. И никакая дипломатия в период «холодной войны» не смогла достичь того, что сделала программа «Союз-Аполлон». Когда, пролетая над США, советский полковник ВВС вдруг обратился ко всем американцам в передаче «Good morning, America», а над территорией СССР Том Стаффорд сказал: «Доброе утро, Советский Союз, советский народ! Это я, Том Стаффорд, Фома Фомич, я смотрю как вы живете». Две страны, которые находились в опаснейшей конфронтации, вдруг нашли способ работать вместе – вот, в чем заслуга ученых, и что нас вдохновляло… Сколько было молодежи, заряженной на творческий подход!

Прим авт. Королев активно пробивал через Правительство и партию «знаки отличия» своей команде: звания, лауреатства. Не забывал и о материальном поощрении своих «партнеров» и спецов: добивался бюджетных денег на расширение смежных предприятий, премий за прорывы в космосе. А, когда, например, Феоктистов, ждавший прибавления в семье и перед которым встал вопрос обустройства быта, обратился к С.П., тот как «диктатор КБ» сходу решил дело: двухкомнатную квартиру в новом доме в Королеве (тогда – Подлипки) предоставили вне очереди. А после полета «Восхода» – дали уже четырехкомнатную в Москве.

А позорные откаты – это появилось только после 90-х. В наше время давали ордена и Красное знамя Героев труда. Когда я уже сам был руководителем – первым замом начальника Центра подготовки космонавтов – у меня в руках были такие деньги! Например, в 1977г. на создание тренажерно-моделирующего комплекса (ТМК) государство выделило 1 млрд 700 млн долларов (доллар стоил 60 копеек). Это позволило создать систему, которая являлась умной и лучшей, и до сих пор работает. Вот что мы сделали.Работали, потому что надо. Ну как я мог взять эти деньги куда-то? И зачем?!

- Ну, так, как сейчас могут.

- Это уже совсем другое время и другие люди… Другие люди!

ДОСКА ПОЧЕТА

Освоение космоса – самый масштабный комплексный проект в истории человечества. На перечисление одних только имен основоположников советской космонавтики понадобится несколько листов. Вот лишь некоторые ученые, которые трудились непосредственно у С.П.Королева в его Опытно-конструкторском бюро (ОКБ-1):

Абрамов Анатолий Петрович (1919-1998), специалист в области наземного оборудования РКТ (ракетно-космической техники), сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1947, зам главного конструктора с 1964, доктор тех. наук, профессор, лауреат Ленинской премии.

Бушуев Константин Давыдович (1914-1978), конструктор РКТ, зам главного (генерального) конструктора в ОКБ С.П. Королева с 1954, чл.-корр. АН СССР, Герой соцтруда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР.

Воскресенский Леонид Александрович (1913-1965), специалист в области испытаний РКТ, сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1946, зам главного конструктора с 1960, доктор тех. наук, профессор, Герой соцтруда.

Козлов Дмитрий Ильич (1919-?), ученый и конструктор в области РКТ, сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1946, зам главного конструктора с 1959, главный конструктор Куйбышевского филиала ОКБ, генеральный директор – генеральный конструктор ЦСКБ «Прогресс», чл.-корр. РАН, дважды Герой соцтруда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР.

Лавров Илья Владимирович (1920-1995), специалист в области космической техники, нач. отдела систем жизнеобеспечения в ОКБ С.П. Королева, лауреат Государственной премии СССР.

Лавров Святослав Сергеевич (1923-?), ведущий специалист ОКБ С.П. Королева по баллистике и динамике ракет (1947-1966), директор Института теоретической астрономии АН СССР (1977-1987), чл.-корр. АН СССР, лауреат Ленинской премии.

Мишин Василий Павлович (1917-2001), ученый и конструктор в области РКТ, сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1946, первый зам главного конструктора (1946-1966). 1966-74 начальник и главный конструктор ЦКБЭМ (Центральное конструкторское бюро энергетического машиностроения (до 1966 г. – ОКБ-1, ныне – ракетно-космическая корпорация «Энергия» им. С.П. Королева). Профессор, академик АН СССР, Герой соцтруда, лауреат Ленинской премии.

Палло Арвид Владимирович (1912-2001), специалист в области ракетных двигателей и реактивных летательных аппаратов, ведущий конструктор РНИИ- НИИ-3, сотрудник ОКБ С.П. Королева, лауреат Ленинской премии.

Прудников Иван Савельевич (1919-?), специалист в области ракетной техники и космических аппаратов, сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1946, доктор тех. наук, профессор, лауреат Ленинской премии.

Решетнев Михаил Федорович (1924-1996), ученый в области разработки и конструирования космических аппаратов, сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1950, зам главного конструктора, главный конструктор Красноярского филиала ОКБ и НПО прикладной механики, академик АН СССР, Герой соцтруда, лауреат Ленинской премии.

Стечкин Борис Евсеевич (1891-1969), ученый в области теории двигателей, гидро-аэромеханики и теплотехники, конструктор и изобретатель, научный руководитель отдела в ОКБ С.П. Королева с 1963, академик АН СССР, Герой соцтруда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР.

Тихонравов Михаил Клавдиевич (1900-1974), ученый и конструктор в области ракетостроения и космонавтики, пионер ракетной техники, сотрудник ГИРД, РНИИ- НИИ-3, затем НИИ-4 МО СССР с 1946, ОКБ С.П. Королева с 1956, зам главного конструктора с 1961, доктор тех. наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, Герой соцтруда, лауреат Ленинской премии.

Феоктистов Константин Петрович (1926-?) научный работник, летчик-космонавт СССР, сотрудник ОКБ С.П. Королева с 1957, доктор тех. наук, профессор, Герой Советского Союза, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР.

Цыбин Павел Владимирович (1905-1992), конструктор авиационной и ракетно-космической техники, планерист-инструктор, главный конструктор авиационных заводов (1940-48), сотрудник ОКБ С.П. Королева, зам главного конструктора с 1961, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, полковник, лауреат Ленинской премии.

Черток Борис Евсеевич (1912-2011), ученый в области систем управления РКТ, соратник С.П.Королева с 1945, зам главного конструктора с 1959, академик РАН, Герой соцтруда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР